Трехречье[СИ] - Валентин Русаков

— Добей!!! Бой до смерти!!! — закричал кто-то.

— Добей! — подхватила толпа.

Но это было лишним, здоровяк был уже почти мертв и лежал просто в огромной луже крови, которая успела вытечь из артерии во внутренней стороне бедра. Махнув мечом и стряхнув кровь я молча направился к Тарину.

— Наемник Никитин отстоял свою правоту в судном бою, — прокричал Тарин встав на бочку.

Четверка оставшихся «гопников» стояли в шоковом состоянии, и смотрели на своего друга, мертвого друга.

— Молодец, быстро, — сказал Тарин с абсолютно серьезным лицом, и протянул мне свою флягу.

— В смысле быстро?

— Ну быстро потому что… я трубку набить успел а закурить не успел.

— Мне что-то быстрым бой не показался, — ответил я и сделал несколько глотков.

— Вот, это твое наемник, — кто-то из расходящейся толпы сунул мне в руки деревянную тарелку с кучкой монет, в основном серебряными.

— Идем, — хлопнул меня по плечу Тарин, — я бы поужинал.

— А я бы выпил… да покрепче чего.

— Обязательно!

Я съел здоровенную тарелку вкусно потушенных овощей… мяса что-то не хотелось, и выпил несколько небольших медных стаканчиков какой-то местной самогонки, жутко воняющей сивушными маслами. Но мне было все равно, и я налил себе и Тарину очередную, из глиняного кувшинчика.

— Завтра схожу за стену… на счет найма… и уйдем из этого… этого… — Тарин был уже прилично поддатый, а меня что то не брало.

— Давай еще по одной и я вон тех красавиц сейчас позову, — подмигнул я одной из трех симпатичных девиц, сидящих через столик и всем своим поведением показывали свою стоимость.

— А давай!

Спустя еще полчаса мы под визг и хохот двух спутниц ввалились к себе в комнату.

Утром я еле продрал глаза под уличный шум проснувшегося города. Ощущая приятное тепло и что то мягкое, я повернул голову… Хм… а она на трезвую ничего. Почувствовав что я пошевелился, жрица любви выполнила отрезвившие меня полностью процедуры, потом встала с кровати продемонстрировав свои округлости и мягкости, умылась и начала одеваться.

— Сколько? — спросил я, приподнявшись на локте.

— Это подарок наемник Никитин, — она подошла, наклонилась и провела пальцем по татуировке у меня на плече.

— Какой еще подарок?

— От Вотса, хозяина постоялого двора. Эти… этот, ну которого ты вчера… замучили они тут всех, не один хороший человек по их вине пропал.

— Понятно, откинулся я на подушку.

— Прощай наемник.

— Прощай, — ответил я и повернулся на кровать Тарина, которая была пуста.

— Ушел в город, — подумал я вслух.

Пару раз откуда-то прозвучал звук трубы или рога, потом еще. Я выглянул в окно, день обещал быть солнечным и теплым. Потом опять кто-то протрубил в рог. А потом зашел Тарин, не то что бы на нем не было лица, но он был сильно расстроен.

— Что война началась? — пошутил я.

— От куда ты знаешь? — спросил он.

— О как… правда что ли? И кто с кем?

— Икербы границу перешли, встали лагерем недалеко от Желтых гор… и один и больших родов нарушил обет преданности княжеству.

— А нам с тобой это чем грозит? Ну уйдем туда где нет войны.

— Не уйдем, ополчение собирается…

— Великий князь Трехречья и господин Старший Хранитель благословляют светом Большой Луны, всех оружных и ратному делу обученных, вольных и свободных, наемных и в отдыхе на ополчение во славу земли нашей и предков наших… — донеслось с улицы

— Ополчение?

— Угу, — кивнул Тарин, — город на осадном положении теперь, не выпустят никого.

— И какие у нас варианты?

— Всего три… первый это попытаться уйти из города, но не выйдем, теперь патрули и ворота закрыты. Второй это никуда не вступать и сидеть тут пока не закончится война… а она может долго идти. Третий это вступить в ополчение, повоевать на княжеских харчах, да награда каждый месяц деньгами, а то бывает и землями.

— И что делаем?

— Для начала поедим, да купим кое каких запасов, а то ведь как в ополчение запишут все, считай нормальной еды не будет… одна и та же грубая похлебка на вяленом мясе.

— Пойдем тогда.

Плотно позавтракав, мы рассчитались за комнату, уложили и закрепили потяжелевшее снаряжение, затем отправились за стены в старое городище. Праздность и довольные выражения лиц как то исчезли, у горожан. Нам на встречу прошел патруль, его старший кивком поздоровался с Тарином, вероятно знакомые.

— Как давно была последняя война? — спросил я на ходу. Шли мы медленно по широкой улице ведущей к воротам старого городища, словно наслаждаясь последними минутами гражданской жизни.

— С кем, с икербами или родовые раздоры?

— С икербами.

— Я тогда при службе еще был… давно в общим. Меж родами частенько бывают склоки, но что бы отменить обет верности княжеству… это очень редко, и после этого обычно весь род изводят а земли меж другими делят, ну и ли княжеству отходят, оставляя простых людей в многодворцах под княжеской защитой.

— А какой смысл тогда?

— Честь рода Никитин, вот такой смысл.

В воротах стояло около десятка человек стражи. Нас пропустили просто проводив взглядом. Старое городище особо архитектурой не потрясало, наоборот, было понятно, что высшее общество проживающее тут, приложило руки к модернизации старых каменных зданий построенных не один век назад. Вторые и третьи этажи были надстроены на старой каменной кладке первых этажей. На первых этажах некоторых зданий, были «элитные магазины», т. е. лавки в которых продавалось все очень высокого качества и за большие деньги. Был даже свой рынок, перед ним большая площадь, а за площадью было здание Собрания Хранителей, больше похожее на мини замок, со стенами и башенками.

— А что это там? — кивнул я на собравшийся и гомонящий народ на площади, перед каким-то помостом.

— Наверное приговор выносят осужденным судом хранителей, а потом казнят, — Тарин покривившись сплюнул на дорогу уложенную булыжником, — вот ведь… городище на осадном положении, война… а им лишь бы головы рубить.

Наша дорога проходила как раз мимо площади, я видел, как на эшафот вывели четырех человек с завязанными руками и мешками на головах. Одного из них вывели вперед, сняли мешок с головы, поставили на колени и уложили головой на плаху. Какой-то парень в дорогих синих одеждах и черной кожаной тунике, начал громко зачитывать приговор, было слышно но не все фразы:

— … за разбой на северных дорогах… Такас, сын винодела Гара… вынес приговор… …ить голову.

Хрясь! — и плач опустил топор… толпа одобрительно загудела.

Следующего осужденного вывели вперед, но к плахе не подвели…

— … за укрывательство лазутчика… и нанесение увечий судейской страже… кузнец Варас…

У меня перехватило дух и аж качнуло…

— Стой Тарин…

— Что?

— Это же Варас…

— У которого ты жил, когда попал сюда?

— Да…

— Думаешь из-за тебя его…

— Уверен!

Быстрым шагом я пошел к толпе, сердце готово было выпрыгнуть из груди, меня потряхивал какой то нервный озноб…

— …вынес приговор — пожизненной каторги на угольных копях, земли и имущество его рода переходят в управление княжества, с изгнанием всех родственников с земель.

Не снимая мешок с головы стража увела Вараса за ворота дома Собрания Хранителей.

— Ну пока его смерти на тебе нет, хвала богам, — тихо сказал подошедший Тарин.

— Я вытащу его…

— Хорошо, вытащишь… а сейчас идем.

Глава 27

Я наверное около часа пребывал в состоянии исступления, и Тарину порой приходилось меня разворачивать и подталкивать в нужном направлении движения. Мы пришли в дом воеводы, около которого уже стояла очередь на запись в ополчение. Мы выстояв очередь, подошли к большому деревянному столу, за которым сидел сам воевода — такой крепкий старикан, внешностью напомнившего мне Будулая из старого советского кино, нас с Тарином записали во вторую правую сотню, сунули в руки каждому по небольшому деревянному медальону на шнурке из суровой нити, и проводили на территорию ратной школы к своей сотне. Личный состав сотни расположился вдоль стены длинного одноэтажного здания, кучками сложив снаряжение, ну и люди тоже сидели группками… кто-то успел познакомиться, кто-то встретил тут уже давно знакомых людей. Все эти наши перемещения для меня проходили как во сне, Тарин периодически дергая меня за рукав то пол к зданию, то подтолкнув направил в тень, где сидело еще человек пять. Вывел меня из этого состояния какой-то седобородый и старик… лицо вроде знакомое. Он подсел к нам рядом, достал медную флягу отделанную кожей, вытащил со скрипом деревянную пробку, и протянув мне сказал: